Это сборник рассказов о взрослении в маленьком российском городе. РайПО, КБ, ВК, гаражи, магические ритуалы, РПП, сигареты, первые поцелуи, домашние ссоры и алкоголь, помогающий общаться со сверстниками, но увеличивающий пропасть между членами семьи.

Анастасия Комарова — писательница, биолог, неофициальный амбассадор города Венева и тульских пряников и редакторка «Мапы». Ее дебютная книга вышла в издательстве shell(f) в начале этого года в цифровом формате, а в апреле и в бумажной версии.

Последние два дня в России я провожу в Венёве. Будь у меня время, я бы съездила к бабушке в Астрахань. И в Рязань — на ту самую родину, которую я всё время обещала узнать, но так и не успела. Можно было остаться в Москве, тем более что через два дня я снова вернусь туда, в аэропорт, но договор аренды как раз истек, да и с Москвой меня больше ничего не связывает: универ закончила, уволилась, со всеми московскими друзьями попрощалась. Всё, что мы с Ильей посчитали необходимым: книги, компьютер, всякие памятные штуки — две недели назад я отправила грузоперевозками. Все эти вещи уже с ним, в Белграде, а я всё еще тут.

Многое я выкинула, потому что не было сил заниматься продажей или раздачей, хотелось поскорее освободить пространство, стать пустой оболочкой, освободиться от московской версии себя и впустить новую, белградскую. Обычно говорят, что переезд ничего не меняет, потому что везде ты берешь с собой себя, но я вообще-то хороша в том, чтобы безжалостно себя кидать.

Мы с мамой сидим на кухне, пьем кофе. Я смотрю в окно, пытаюсь зафиксировать каждую мелочь, хотя, как полагается, восемьдесят процентов я забуду, но сейчас я словно мысленно перевожу понравившиеся картинки через копирку: заросший цикорием двор, стройный ряд припаркованных машин, пожилую соседку, кормящую на помойке бездомных кошек, пятиэтажки-пятиэтажки-пятиэтажки. Мама вдруг говорит:

— Вы, конечно, очень смелые. Я бы не смогла вот так взять и переехать в неизвестность, не такой я человек.

— Но ты переехала из Астрахани к папе в Рязань в деревню. И сюда потом.

— Слушай, а ведь и правда! — она улыбается. — И ведь как переезжала, одна, без помощи, сначала в деревню коров доить, а потом сюда — с ребенком, беременная, не знаю никого… Помнишь, как мы с тобой заблудились здесь в первый раз?

— Да, еще ходили, искали тетю Таню, спрашивая всех прохожих, где она живет, прям как в деревне.

— Так мы же ведь и нашли. А помнишь, как я в детский сад тебя водила? Аж с Южного на Северный таскалась, с коляской по сугробам.

— А почему, кстати, ты меня на Южном в сад не водила? Он же ближе.

— Так на Южном у нас обычный сад, а ты ходила в дошкольную гимназию. Я хотела, чтобы у тебя английский был, там с детьми занимались, а тебе всё интересно было, ты же всегда такая любознательная была. Правда, ты в саду послушная была, а всю энергию потом дома тратила, орала как сумасшедшая и носилась по дому. Мне прям сбежать хотелось.

Я ничего не отвечаю, кручу в голове последнюю фразу. Семейная история складывается в череду побегов. Мама сбегает из Астрахани от бедности, строгой матери и алкозависимого отца в замужество и ведение хозяйства. Папа сбегает от уставшей жены и вечного быта в Москву. Придавленная двумя детьми, мама больше не может сбежать физически, но она находит другой выход. Мы с братом не отстаем, не предаем традиции. У него что-то свое, что мы обсудим, может, лет через двадцать. А я, вечная отличница, кажется, побила все семейные рекорды — бежала в интернет, алкоголь, отношения, культ продуктивности и осознанности, чтобы просто не быть собой.

— Ты будешь забирать что-нибудь из дома? В тумбочке около телевизора вроде какие-то твои письма хранятся, — говорит мама так, будто ни разу эти письма не читала. Я не хочу забирать их, потому что они документы моей лжи. Доказательства того, что люди, читая мой пиздеж в интернете, мне верили. Им было страшно и больно за меня. Выкинуть письма я тоже не могу — не хочу забывать, что бывает, если завраться. Это в рассказе Драгунского в дом приходит добрый товарищ милиционер, Дениска понимает, что тайное всегда становится явным, и его прощают за выброшенную в окно кашу. На самом деле ты можешь построить целый замок из склизкой овсянки и прожить в нем несколько лет, прежде чем кто-то заметит несогласованную мерзкую постройку.

Мне не нужно перечитывать Димины письма, чтобы сказать, что они наполнены любовью и беспокойством за меня. Именно поэтому мама вдруг однажды сказала, что он меня по-настоящему любил — когда он их писал, он в это верил. Зависимость, которую я выдумала, вдохновленная наркопрозой, привязала его ко мне, помогла построить замок, в котором мы поселились: спасенная принцесса со своим спасителем. И вот я уже не могу пойти гулять, потому что я ебаная наркоманка, а значит, могу сорваться, в отличие от него. Я думала над тем, чтобы признаться в своем вранье. Но каждый раз решала, что лучше я запомнюсь ему (и не только ему) как ебаная наркоманка, чем как ебаная пиздаболка.

Когда Дима поехал в Венёв, чтобы забрать меня отсюда, мне пришлось рассказать ему правду. Сначала, ошарашенный, он даже обрадовался, что все те ужасные вещи, которые я описывала, всего лишь фантазии, и великодушно меня простил. Но потом он придумал кое-что получше: я должна доказать ему свою любовь, приехав к нему в Нижний Новгород. Как я отпрошусь у родителей? Его не ебет. Где я найду деньги на билет? Опять-таки, не ебет, ведь он же нашел деньги, чтобы приехать ко мне. На моей карте лежало три тысячи, когда-то подаренные бабушкой, и их хватило на билет в одну сторону. Рано утром я сказала маме, что еду с Олей погулять по Туле, а сама поехала в Москву, а оттуда в Нижний. Это была зима, мне было шестнадцать, у меня сломался замок на куртке и телефон, и я была в ужасе. Но я верила, что вымолю прощение, а родители меня поймут и, может, даже разрешат остаться с Димой в Нижнем. Я сама не поняла, как доехала, но добиралась я около десяти часов, был уже вечер, и я написала папе смску, мол, не ищите, уехала в Нижний Новгород. Папа тут же позвонил, но, когда я взяла трубку, со мной разговаривать не стал, попросил передать телефон Диме. Не знаю, о чем они говорили, но было ясно, что моей жертвы во имя любви и прощения родители не оценили и требовали вернуть меня обратно первым же поездом. Короче, в Нижнем Новгороде я провела около часа, зато с Димой — еще три года. Дома мы не обсуждали произошедшее, но родители забрали у меня паспорт на всякий случай и вернули только перед ЕГЭ. Лишь однажды мама вспомнила мой побег. Перед моим переездом в Москву я ныла, что боюсь там заблудиться, а она улыбнулась и сказала: «До Нижнего Новгорода дорогу же нашла, значит не потеряешься».

Москвой я была воодушевлена — я смогу быть кем угодно, встретить столько разных людей и гулять каждый раз в новых местах, а не делать пару кругов по городу. Как только я приехала, первым делом зашла в «Читай-город» и купила там «Большие надежды» Диккенса. И поначалу даже гнилой пол в комнате и нарисованный на двери член моих надежд не уменьшали. А потом моя жизнь превратилась в череду пьянок, малознакомых мужчин, безденежья и десяти видов различных химий, которые я должна была изучать в универе. К моменту, когда начался ковид, мне казалось, что я уже никогда не исправлю свою жизнь, остается только ее выкинуть как безнадежно испорченный черновик.

Когда объявили карантин, я сбежала в Венёв — тут было не с кем знакомиться и не с кем пить, зато можно гулять без ограничений. Я покупала газировку и шаурму «У Ареша» и каждый день проходила один и тот же маршрут: памятник Ленину на площади Ильича, памятник Ленину напротив храма, памятник Ленину напротив больницы. Во время ковида мы стали общаться с Ильей: от скуки он вспомнил наш давний мэтч в тиндере, написал мне, и полгода мы чатились и представляли нашу встречу в Москве после карантина. Когда я гуляла по Венёву, я составляла список мест, которые покажу ему, если однажды он сюда доедет. С тех пор мы поженились, съездили в Венёв не один раз, сменили две съемные квартиры в Москве и чуть не уехали в Казахстан, когда началась мобилизация. Отец Ильи, как по сценарию мелодрамы, считал, что меня, провинциалку, больше всего на свете волнует их московская жилплощадь. Надеюсь, сейчас он спокоен, потому что теперь нам с Ильей едва ли светит хоть какая-нибудь жилплощадь.

Напоследок я собираюсь объесться веневскими роллами. Предлагаю маме пойти со мной, но она отказывается — много дел дома. Даня тоже идти не хочет, просит принести роллы домой. Папа просто такое не ест, так что иду одна, но это даже к лучшему, потому что я хочу заснять на телефон каждую мелочь.